Никита Игоревич Явейн: «Бесконечный поиск вариантов, непрекращающееся исследование жизни во всех её проявлениях – самое интересное в архитектуре»:
Владислав Новинский: «Пермь – недовоплощенный город»
Пермский архитектор – о центре города, профессиональных конкурсах и эстетических предпочтениях.
– Владислав, Ваш родной город – Екатеринбург. Как Вы оцениваете архитектурный облик Перми?
– Для меня одинаково ценен облик обоих городов. Я бы подчеркнул различие, связанное с историческими причинами. Исторически сложилось так, что Екатеринбург имеет больше конструктивистских построек, а Пермь для меня больше известна архитектурой в стиле модерн, замечательным примером которой является Дом купца Грибушина на Покровской, так называемый «дом с фигурами», упоминаемый Борисом Пастернаком в романе «Доктор Живаго». Сегодня Пермь, как, впрочем, и Екатеринбург, утратила свое историческое лицо, а новые тенденции, которые бы строились на идее преемственности, не возникли.
Характерной особенностью современной Перми я считаю отсутствие центра города как такового, хоть это высказывание и звучит достаточно парадоксально. Возможно, в этом кроется и некий заряд для будущего развития города. Тогда стоило бы пойти дальше: если уж нет центра, то его отсутствие можно сделать изюминкой. Например, создать на эспланаде огромный крытый солярий, и покрыть ее слоем песка на зиму, а летом закрывать от солнца и установить огромный морозильник. Или устроить на месте эспланады и набережной заповедник-заказник, поддерживать там рост таежных и тропических растений, а коммуникации сделать в виде фуникулеров и автомобильных подземных дорог. Правда, город может повести себя непредсказуемо и даже начать вымирать. Но это будет социальный эксперимент с зарегистрированными итогами. Впрочем, город делает это и сейчас, потому что центра нет.
– А что для Вас центр? И где он должен располагаться?
– Это территория городской активности, на которую приходится наибольшее количество «дверей», понимаемых как места, возможные для посещения. Но могут быть и отклонения от данной теории. В некоторых населенных пунктах центром единодушно признается некое «место силы», например, храм. Это место должно обладать признанной всеми горожанами ценностью, выраженной либо в активности физической, либо в активности духовной, что встречается все реже и реже. В Екатеринбурге, к примеру, центр определен пространственно четко – это городской пруд и плотина с проходящей по ней улицей.
Центр Перми исторически движется по некой оси: от Егошихинского завода к Горьковскому саду (парк им. Горького. – Прим. ред.), расширяясь веером от эспланады до Гипера. Когда-то центром был сам Егошихинский завод, потом – район Оперного театра, позже – пересечение Компроса и Ленина, где расположен ЦУМ. В свое время внимание жителей привлекали кинотеатр «Кристалл», Спасо-Преображенский кафедральный собор на берегу Камы...
Некоторые, хотелось бы думать, редкие, люди считают центром Перми эспланаду. На мой взгляд, это выжженное или вымороженное, в зависимости от сезона, пустое пространство. Помните, как у Виктора Пелевина в книге «Чапаев и Пустота»? Метафизическое поле, ждущее смысла. Остается только надеяться, что это пространство еще будет наполнено интересным содержанием.
Сейчас на роль центра, по моему мнению, претендуют территория Компроса от Октябрьской площади до галереи, хотя и там тоже пустовато, и кусок улицы Сибирской, от Ленина до парка.
– Чем, на Ваш взгляд, можно заполнить это пространство?
– Местами, которые интересны для людей, где можно назначать встречи, проводить время и в ясную погоду, и в ненастье, и днем, и ночью. К сожалению, городские власти не идут навстречу своим же горожанам. Неухоженные фасады исторических зданий, выбоины на асфальте, пустыри в центре города и т.д. – все эти факторы, включая отсутствие центра, порождают аморфность среды. Ее неуловимость, рыхлость и, опять же, пустотность. И мы живем в этой вате. Ватный город. Ватный город без центра. Возможно, проблема в том, что Пермь не совсем воплощена именно как город. Недовоплощенный город. Это своего рода «создание Франкенштейна», родившееся в результате искусственного сращения разных населенных пунктов, районов… Пермь – это город семи деревень, и в этом его изюминка. И, как следствие, здесь должна быть искусственная «деревенскость»: нарочитые лапти, козы, самовары, завалинки и самогонные аппараты на полатях, трава на площадях и стадо коров на эспланаде. Может, так надо?
– Может ли архитектор повлиять на облик города и социальную среду?
– На облик – да, и то опосредованно, на социальную среду – нет. Профессия архитектора излишне фетишизирована. Она более утилитарна, чем принято считать: мы должны улавливать тенденции и воплощать их, используя доступные технологии. Архитектура не та область, где могут происходить революции. Это – рутинная, тяжелая и нудная работа.
– Как Вы прокомментируете качество Генерального плана?
– Так называемый голландский Генплан признан многими людьми, которых я уважаю, достижением в сфере городского планирования. Но, к сожалению, он был неудачно интерпретирован и воплощен в жизнь. Система работы с пространством и с идейными постулатами Генплана отличается в Голландии и в России. Как говорится, «что русскому хорошо, то немцу смерть». В результате на территории центральных улиц Перми введено ограничение на строительство зданий выше 20 м, хотя это глупо и нецелесообразно. В целом же, Генплан содержит разумные постулаты и предложения.
– Владислав, что, с Вашей точки зрения, необходимо изменить в работе профессионального союза архитекторов? Какой цели он должен служить?
– Нужно сделать понятной и прозрачной конкурсную систему в сфере проектирования, чтобы возведение объектов, значимых для города, предварялось конкурсной процедурой. Необходимо также создать информативный, обучающий, коммуникативный центр, с помощью которого можно будет наладить взаимодействие профессионалов с непрофессионалами.
– Как Вы считаете, какую роль в профессиональной самореализации архитектора играют конкурсы?
– Архитектурные конкурсы очень полезны для начинающих специалистов и могут служить для них профессиональным лифтом.
– Недавно Вы принимали участие в архитектурной выставке «Первые в третьем тысячелетии». Что для Вас значат подобные мероприятия?
– Выставки, как и конкурсы, ценны тем, что на них можно представить собственный взгляд на некую тему и сформулировать свой собственный ответ на проблему. Для меня были интересны конкурсы, позволяющие искать, я бы сказал, первооснову предмета: моста, фонтана и т.д. Например, проект фонтана я разработал в виде лабиринта, состоящего из стеклянных экранов, на которые под разными углами попадают струи воды. У идущего по этому лабиринту возникают эмоции непосредственно от взаимодействия с водой. Идея моста, в моем понимании, – это поиск пути, соединяющего цель и исходную позицию. Так, в проекте «Мост» я изобразил точки разного объема, которые находятся на разной высоте. Как и в жизни, человек выбирает свой собственный путь и приходит к определенной цели, двигаясь по траектории, оптимальной для него в данном месте и в данное время.
– Вспомним Вашу статью о том, какие «пять проектов из тысяч виденных» произвели на Вас наибольшее впечатление. Что объединяет все эти объекты?
– Это субъективно, но, на мой взгляд, все объекты содержат мощную энергию, которая оставила след в моем сознании. В облике здания театра-музея Сальвадора Дали в Фигерасе чувствуется мировосприятие художника. Концентрационный лагерь Заксенхаузен – самый неоднозначный объект в списке – спроектирован очень разумно, но, в то же время, это машина смерти.
Именно поэтому при его восприятии возникает эмоциональный парадокс. Возникает вопрос: всегда ли мы действуем правильно и на чьей стороне находимся? В чем правда?
Чтобы было более понятно и чтобы задать некую систему координат, дать точку отсчета, я включил в список пермский объект – жилой комплекс «Виктория».
Я считаю, в Перми есть достойные места и объекты, хотя такое прицельное восприятие сужает понимание архитектуры. На мой взгляд, архитектура – это эмоциональный фон, который сопровождает человека всю жизнь и дарит нам эмоции.
Комментарии